Место своего рождения, столицу империи Габсбургов – Вену (Wien), как и большую часть вещей и имен, что таились до встречи со светочем Великого Языческого Возрождения в пыли времен и классических интерпретаций, в своем дальнейшем творчестве Гвидо Карл Антон Пауль фон Лист (1848-1919) также подвергнет дополнительному переосмыслению.

Традиционное название, созвучное с одноименной рекой «Wien» (Вена), впадающей в Дунайский канал, согласно сведениям легендарного историографического текста VIII века – «Salzburger Annalen» (Зальцбугские анналы) берет свое начало от древневерхненемецкого Wenia, от которого происходит современная форма, постепенно срастаясь с вариантом кельтско-римского названия Vedunia, что означает, буквально, «лесной ручей», до сложного варианта Vindobona в римских записях, но, позднее, упрощаясь до названия обитавших у ее границ племен «ad Weniam», или, как возможный вариант прочтения «у венов».

В работе «Немецко–мифологические скульптуры церкви святого Стефана в Вене» (1889) при анализе содержимого архитектурных ансамблей национального символа и исторического центра Австрии у Листа, на тот момент имевшего немалое признание в особых кругах, возникнет смелая догадка о том, что легендарная католическая святыня воздвигнута на месте языческого поклонения, причем культовое служение на его территории перерождается уже в третий раз, подчиняясь теории ритуального наследования, где христианские строения и даже отдельные литургические особенности являются лишь преемниками искаженной версии римского, а, перед этим, искорененного насильно Вотановского культа.

Позднее, по мотивам серии лекций 1892-93, появится «О служителях культа Вотана», где впервые выдвинутая гипотеза о закреплении за святынями настоящего ритуальных площадок и значений языческого прошлого получит свое конечное оформление, причем, заметим, снова опираясь на иллюстративный материал с заимствованиями имен и фонетическими перестановками меняющихся диалектов:
«Ошибка заключается в том, что германскую Венус (Fenus, Фенус) перепутали с римской Венус (Venus, Венерой) и считали, что наши предки проводили ей, позаимствовав образ Венеры у римлян. (Это ошибка того же рода, как подмена Богини Йо на Изиду, Isis)
Имя Венера происходит от «Fene», как называли Фрейю в южной Германии, причем само это имя значит «Рождающая». Однако ее культ был очень похож на римский культ Венеры. Служительницы этой Богини тоже принимали участие в плясках ведьм, а раннесредневековые миннебурги и миннегофы стали стенами их храмов уже во времена христианства»

До великих открытий остаются считанные десятилетия, а политическому ландшафту Австрии предстоит пережить немалые изменения – внук Франца Антона Киллиана, командира Первой Венской гражданской обороны, судьбоносно появляется на свет в ноябре, несколькими месяцами позднее событий великой «весны народов» 1848-го года, решающего для истории Европы.

С этого момента прошу уважаемого читателя усилить внимание к уточнению оптики центральной проблемы национальной идеи Австрии, которую, сперва начав толковать превратно, практически все не немецкоязычные источники, стараются обходить стороной.

В первую очередь, мы должны понять, что именно происходило в то время на территории Германского союза и почему это важно для понимания дальнейшего пути Гвидо фон Листа – запомните, он никогда не стоял у истоков идей расовой ненависти, поэтому слияние арманства и ариософии, как имеющей ярко выраженный элемент превосходства и подавления, логически недопустимо, однако и как либеральная позицию, отвергающая идеи возвышения немецкой идентичности, невозможно полагать допустимой в контексте суждений философа, а почему все обстоит настолько сложно, вы узнаете в следующих частях нашего многопланового исследования.

Дед Гвидо фон Листа по предположениям состоял в рядах Bürgerwehr – сил гражданского ополчения Вены, которые, несмотря на весьма ограниченные возможности имеющейся экипировки и полномочий, невероятной отвагой и риском смогли оказать прямое влияние на происходившие в городе на протяжении всего протестного 1848-го года беспорядки, своим непосредственным участием сдерживая и направляя основной ход разворачивающихся протестов в русло наименьшего вреда для горожан, в то время как официальные подразделения полицейского надзора выступали на стороне Габсбургов и не считали своей первоцелью минимизацию гибели гражданских.

Осевой проблемой Австрийской Империи на тот момент, автор не побоится взять на себя ответственность за столь резкие заявления, была ее национальная неоднородность, а не только раскатистое эхо потрясений во Франции, хозяйственного голода и проблем промышленников с организацией мелкой рабочей силы, не имеющей правовой защиты.

Чехи, венгры, словаки, хорваты и множество самобытных славянских осколочных этносов серьезно расшатывали внутриполитические настроения гражданского населения, ища подходящий момент для восстановления личных амбиций в реакционной форме. Именно этот период австрийской истории наиболее неудобен абсолютно всем, кроме действительных фанатов Германии и немецкого духа, к которым, без единого сомнения, причислял себя Франц Антон Киллиан.

В первую очередь, следует понять, что на территории Австрийской Империи существовало множество различных проектов построения дальнейшей государственности, в основном антироялистских, что были, несмотря на свои громогласные призвания к ослаблению или свержению монархического правления, направлены на утверждение территориальных притязаний отдельных национальных объединений.

Неформальные объединения пангерманского толка появились на территории страны задолго до описанных событий.

В основании, лежал проект «Großdeutsche Lösung» (Великогерманское решение), название которого тесно связано с парламентарием Эдвард фон Симсоном, предложившим и отстаивавшим утверждение проекта Конституции Паульскирхе – первого единого правового документа будущей Германской Империи, разработанного Франкфуртским Национальным Собранием, но не прошедшего одобрение со стороны представителей немецких земель на последнем этапе отбора и предусматривавшего закрепление набора неотчуждаемых прав за представителями этнических немцев, ограничение монархии до конституционной и проработку ряда внутренних структурных преобразований, нацеленных на разделение властей.

С первых лет XIX века Австрийская монархия начинала напоминать исполинскую конструкцию, выстроенную по старым чертежам, но уже подточенную временем и натиском перемен.
В 1804 году Франц II, последний император Священной Римской империи, в ответ на стремительное возвышение Наполеона, объявил себя императором Австрии — так появилась Австрийская империя, центральноевропейское многонациональное образование, державшееся силой династии Габсбург-Лотарингского дома.

В состав этой империи входили славянские, итальянские, германские и угро-финские земли, и, в частности, Королевство Венгрия — номинально обособленное, с собственным сеймом и историческим статусом, но фактически управляемое из Вены все теми же ненавистными Габсбургами.

После смерти Франца I в 1835 году трон перешёл к его сыну Фердинанду I — больному, склонному к эпилептическим припадкам и холерической хандре человеку, не готовому к принятию самостоятельных решений. Воспользовавшись ндееспособностью монарха, власть практически целиком переходит в руки канцелярии Клеменс Венцель фон Меттерних (1773-1859), ставшего грозой и бичом старого порядка, доведшего его реакционные возможности до абсурда.

По итогам Венского конгресса в 1815 года создается Deutscher Bund (Германский союз), насчитывавший тридцать девять германских государств во главе с Австрией, Федеративное собранием Bundestag, заседавшим во Франкфурте, но фактически контролировавшимся Австрией.

Экономически Пруссия укрепляла своё влияние через Zollverein (Таможенный союз), из которого формально исключалась австрийская часть, что, в результате, приведет к возмущению австрийских промышленников. Немецкое население Австрийской империи (особенно в центральных землях и Богемии) традиционно считалось «гарантом культуры» и долгое время занимало доминирующее положение в государстве, но, увы, право на подобное влияние постепенно начало оспариваться рядом мелкоэтнических обществ.

На протяжении десятилетий венский двор был синонимом стабильности — но той, что держится не на доверии, а на запугивании.

Лицом режима, его бессменным архитектором и жрецом, с момента своего возвышения в 1821-ом году и назначении на должность Staatskanzler (государственный канцлер), становится Меттерних, сливаясь с прижизненным олицетворением консервативной агрессии, направленной против всего передового.

После разгрома Наполеона именно Клеменс диктовал условия послевоенной Европы — он стоял за проектом масштабной реставрации монархии на Венском конгрессе 1815 года, оказал прямое содействие появлению Heilige Allianz (Священный союз) России, Австрии и Пруссии, добился установления континентального порядка, в котором слово «революция» превращалось в кощунство, а любые национальные объединения изживались на корню.

Именно Меттерних насаждал идеи презрения к любым формам народного представительства, свободной печати, национального самоопределения.
Университеты стали рассадниками подозрений, студенты — мишенями полиции, и даже германские княжества были вынуждены жить под контролем Karlsbader Beschlüsse (Карлсбадские постановления), которые, фактически, закрепляли необходимость регулярных доносов и установление жесточайшей политической цензуры в образовательных учреждениях и студенческих союзах.

Меттерних верил в равновесие, но его равновесие было мёртвым, лишенным возможности слышать народ и запрещавшим любое развитие.

Он не управлял, но требовал и всецело накладывал вето на любое отклонение от собственного деспотического курса.
Когда в марте 1848 года в Вене вспыхнули протесты, имя Меттерниха выкрикивали на улицах как символ стагнации и притворства. И, в подтверждение тому, Клеменс бежит под покровом ночи в Англию — его действия молниеносно превратились не просто в жест паники, но в символ краха эпохи. Казалось, что режим, выстроенный на удержании, не выдержал первого толчка, будучи разрушенным с показательным треском, но, увы, как мы увидим далее, великим надеждам не суждено было сбыться.

К 1848 году вся империя словно застыла под свинцовым куполом, в котором скапливался пар недовольства.
В марте в Вене вспыхнули уличные волнения, Фердинанд отрёкся от престола, и вместо него был возведён молодой Франц Иосиф. Столица погрузилась в политический кризис, где буржуазия, профессура, студенты, либеральная печать требовали конституции, парламентской реформы, гражданских свобод, но сами ни в чем не желали принимать участия.

Немецкая часть населения Вены, особенно образованные слои, во многом примыкала к пангерманскому движению, которое в ту эпоху набирало силу во всех немецкоязычных землях и именно они могли бы составить основные силы восстающих, но пали пешками в двусмысленной венгерской авантюре.

Именно в этом контексте проект немецкой имперской конституции, составленный под руководством Эдварда фон Симсона (1810-1899) во Франкфуртском парламенте, казался для венских немцев спасением, обещал им политические права, национальную консолидацию и будущее в составе великогерманской нации.
Однако, венгры стремились идти по собственному пути и именно об этом непринято писать, поскольку большинство участников восстаний 1848 из их числа ныне почитаются за национальных героев, а влияние на усиление беспорядков и игнорирование потребностей немецкого населения умалчивается из нравственных соображений.

Так, к примеру, когда в марте 1848 года в Австрии разгорается революция, за штурмом Штендехауса и последующих погромов магазинов и фабрик еще в предместьях Вены следует поджог Палаты представителей силами венгерских националистов, лидер которых – Лайош Кошут (1802-1894) с трибун оглашает свое возмущение предлагаемой пангерманистами политической системой и требованиями революционеров о конституционном преобразовании монархии, пренебрежительно отзывается о проекте конституции, как документе, направленном, преимущественно, на немецкое этническое большинство.

Адольф Эфраим Фишхоф (1816-1893) – либеральный венгерский политик в Сословном собрании читает свою речь, в которой, казалось бы, критикует режим сдерживания и реакции, но на самом деле выступает за те же идеалы, что и остальные – даже в революционном огне пламя пангерманизма слепит молодого еврейского венгра, о котором задолго после будет вспоминать создатель «арийского параграфа», член все-таки созданного рейхсрата Георг фон Шенерер и, как видим, небезосновательно!
Попытка передать петицию императору Фердинанду I перерастает в настоящую бойню, а приказ эрцгерцога Альбрехта открыть огонь уносит жизни сотен жителей Вены.

Чего же на самом деле ожидала венгерская сторона и почему ее идеологи так рьяно сражались на всех вертикалях власти не только с монархией, но и всячески дискредитировали зарождающиеся проекты национального германского единства?

Все тот же вышеупомянутый Лайош Кошут, заручившись поддержкой своего ближайшего окружения – мелких политиков и венской профессуры венгерского и еврейского происхождения, не только отвергали участие Венгрии в пангерманском проекте, но и стремился вообще вывести Королевство Венгрия не только из-под влияния Габсбургов, но и отделить от любого участия Вены в вопросах венгерской государственности.

В Пеште был принят свой пакет Апрельских законов, установивших автономию и отмену крепостного права.
Напомню, что Пешт, Буда и Обуда совершенно разные не только географически, но и идеологически части.

Первое – древний город на западном дунайском берегу, основную часть населения которого составляли, преимущественно, представители знати и зажиточного населения, второй же являлся торговым и буржуазным центр на восточном берегу, наполненным мелкими промышленниками и либерально настроенными социалистами, а третья территория простиралась на северные территории от уже обозначенной Буды.

Их слияние произойдет только в 1873 году, а пока…

В 1848 году Буда, Пешт и Обуда – три самостоятельных городских центра, входивших в состав Королевства Венгрия, которое, напомню, не имело прямой автономии, было частью Австрийской империи, формально находясь под властью Габсбургов и вынашивая план о полной реорганизации австрийской власти, что, в итоге, все-таки приведет к Венгерской революции 1848 года, которая, честно признаться, практически ничего не решит в вопросе размежевания с Веной.

Венгерское руководство сознательно игнорировало и саботировало восстание немцев, видя в нём прямого соперника, борющегося за реформу империи, не совпадавшей по интересам с Будой и Пештом, нацеленным на выход из-под ее власти и обретение полной автономии.

Венгерские депутаты не поддержали радикальные венские инициативы, а военные силы венгров остались вне участия в защите города от имперской армии.

В самой Вене это вызывало немалое раздражение – немецкая оппозиция оказалась окружённой сторонними предательскими силами, чем, во многом, мотивировался небывалый подъем интереса к идее единства немецкого народа — без многонациональных тормозов, без славянских и мадьярских противовесов.

Таким образом, к осени 1848 года Вена стала ареной не только борьбы между старым порядком и либеральным движением, но и конфликтом между немецким и венгерским национальным проектами, о которых сейчас, в век победившей толерантности, принято лишний раз не заводить речи.

Победу в тот момент одержала императорская армия — Вену зачистили, парламент разогнали, радикальные деятели были арестованы или казнены.

Но исторический сдвиг уже произошёл, а старая Австрийская империя, выстроенная на едином механизме власти, дала трещину.
Австро-Венгрия как политическая формула возникнет лишь в 1867 году, но а пока идеологическую подоплёку мадьярского курса подпитывали как внутренние кружки (в том числе последователи Кошута), так и те силы за пределами Австрии, которым было выгодно ослабление центральной власти и германского проекта.

Культурная элита Пешта с начала года активно выступала против идеи немецкого объединения, считая её угрозой национальной идентичности. Сопротивление венгров получило косвенную поддержку из Парижа и даже сочувствие в Лондоне, где с подозрением относились к восстановлению Священной Римской традиции в новом реакционном виде, именно поэтому силы венского ополчения не стоит недооценивать и сливать в единый котел с другими восстающими – они отвечали только за собственные мелкоэтнические интересы и спонсировались Францией и Англией для усиления внутреннего раскола в рядах восставших.

Несмотря на сворачивание большинства народных инициатив и проектов, к примеру – отмены той же Конституции Симсона и превращении ее, фактически, в артефакт эпохи в трех экземплярах, после отречения Фердинанда I в декабре 1848 года, сменивший его племянник Францу Иосифу I размораживает консервативную хватку и соглашается встать на путь серьезных структурных преобразований.

Уже в1861 году в Австрии создается Reichsrat (Имперский совет) — двухпалатный парламент, изначально наделенный консультативной властью, но после Австро-венгерского компромисса 1867 года получивший статус законодательного собрания для цислейтанской (австрийской) части империи.

Рейхсрат, в котором, позднее, будет заседать сам Георг фон Шенерер, закрепляет за собой двухпалатную структуру – Herrenhaus (палата лордов) и Abgeordnetenhaus (палату представителей).

Важно не путать австрийский Reichsrat с немецким Reichstag, помня, что последний появляется в результате Norddeutscher Bund (Северогерманского союза) после поражения австрийских сил в Семинедельной войне 1866 года. Именно этот исторический альянс допустимо считать истинным предшественником Deutsches Kaiserreich (Германской империи), провозглашённой в 1871 году в Версале, чему будет посвящен отдельный материл на канале RIGHTFORMATION.

Выше представленная экспозиция событий прописывалась намеренно, дабы иллюстративно пояснить, отчего именно ситуация 1848-го года во многом выступила в качестве внутреннего геополитического определителя всей дальнейшей деятельности Гвидо фон Листа – его проект не касался раздробленности или поиску несогласных и слабых, но ратовал за создания единого исторического измерения, которое могло бы являться внутренним основанием не только для отдельных националистических группировок в политической борьбе, но и для любого немца-интеллектуала, разочаровавшегося в консервативной и спекулятивной позиции церкви, бесчисленного множества самопровозглашенных эзотерических сообществ, современников Гвидо, и смог найти особый способ единения с единым духовным центром многовековой культуры своего народа.

(FORTSETZUNG FOLGT!)